Иисус Неизвестный - Страница 55

Правда Закона в крещении – одна: «покаяние во оставление грехов». В чем же грех Безгрешного? – тот же и здесь вопрос без ответа. Это надо принять и смотреть этому прямо в глаза, как это ни страшно. К тайне Крещения, а значит, и к самому таинству, – одному из двух величайших в христианстве, – ключ, в самом Евангелии, потерян, или, может быть, нарочно скрыт, по завету дохристианских мистерий: «скрывать глубины», – так что, если когда-нибудь будет снова найден, то уже по ту сторону Евангелия.

XXIII

Кто кидает себе камни под ноги, чтобы споткнуться? Есть ли малейшее вероятие, чтобы так просто верующие люди, как первые ученики Господни, измыслили такой глубокий, сложный и тонкий соблазн, как этот, – покаяние Безгрешного? Но «мы не можем не говорить того, что видели и слышали» (Д. А. 4, 20.)

Кажется, и здесь, как везде в Евангелии, чем «соблазнительней», тем исторически подлинней. Камень преткновения, камень этот и есть для нас в Крещении неколебимый гранит истории: как это было, мы не знаем, но знаем, что было.

Было Крещение – будет Искушение; то связано с этим, в жизни не только Господа, но и всей Церкви Его; крестится и она – искушается, до конца времен.

XXIV

Тоньше и глубже, чем в наших канонических Евангелиях, ставится вопрос о соблазне Крещения в Апокрифе – не ложном, а утаенном «Евангелии от Евреев», – мы уже видели, каком древнем и подлинном.

– …Матерь и братья Господа говорили Ему: Иоанн Креститель крестит во оставление грехов; пойдем к нему и крестимся.

Но Господь сказал им: в чем же Я согрешил, чтобы Мне идти креститься?

Или, может быть, то, что Я сказал сейчас, – от неведения, nisi forte quod dixi, ignorantia est?

Подлинны ли эти слова, мы не знаем; но лучше сказать не мог бы и святейший из людей.

Кто из вас уличит Меня во грехе? (Ио. 8, 46), —

чтобы спрашивать так, надо быть воплощенным Грехом, дьяволом; или, в самом деле, безгрешным.

Какое же зло сделал Он?

– на этот вопрос Пилата (Мт. 27, 23) никто не ответит. В том-то и единственность, божественность человеческой жизни Христа, что, сколько бы люди ни искали в ней зла, – не найдут. «Божеское здесь явилось в такой чистоте, как только могло явиться на земле». Знают и злейшие враги Его, что Он безгрешен.

Но чем безгрешнее, тем непонятнее, для чего Он крестится; тем таинственнее тайна Крещения.

XXV

Есть Иоанн Неизвестный, так же как есть Иисус Неизвестный. Оба невидимы, потому что закованы в ризы икон; надо расковать обоих: только увидев живые лица их, мы узнаем, что произошло между ними; заглянем, хотя бы издали, в тайну Крещения.

«Иисус есть Христос-Мессия», – этого Иоанн не говорит нигде у синоптиков. «Идет за мною Сильнейший меня», – вовсе еще не значит, что идущий за ним Христос есть Иисус.

Этого не говорит Иоанн Креститель и в IV Евангелии, так, по крайней мере, чтобы это услышали все и узнали, не могли не узнать, Мессию-Христа в Иисусе.

Некто стоит среди вас. Кого вы не знаете, —

сказано так, что этот Неназванный остается и неузнанным. «Вот, Агнец Божий», – говорит Иоанн дважды: в первый раз, так, что весь народ мог услышать (1, 29), но, и слыша, не понял бы: слишком был всем понятен в те дни только Мессия торжествующий, царь Израиля; никому – Мессия страдающий, «Агнец, взявший на Себя грех мира». Более темного, тайного слова, чем это, нельзя было людям сказать о Христе.

Так в первый раз, а во второй, – услышали только двое учеников Крестителя, Иоанн Заведеев и брат Симона, Андрей; но если что-то и поняли, увидели оба, то очень смутно, как в темном, пророческом сне.

XXVI

Если бы Иоанн мог сказать и сказал об Иисусе так, чтобы все услышали и поняли: «Вот, Христос», то все, что мы узнаем из всех четырех Евангелий о земной жизни и смерти Господа, потеряло бы смысл: только ведь для того и живет и умирает человек Иисус, чтобы, снимая покров за покровом с лица Своего, постепенно, медленно, с каким трудом нечеловеческим, – открыть эту непостижимейшую людям тайну: Иисус есть Христос.

Мог ли бы Господь сказать Петру, когда тот исповедал Его, в Кесарии: «Ты Христос», —

Не плоть и кровь открыли тебе это (Мт. 16, 16–17), —

если бы «плоть и кровь» – человек Иоанн – уже открыли это всем? После услышанного и понятого, Иоанниного свидетельства, могли ли бы люди почитать Иисуса, «одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за одного из пророков»? (Мт. 16, 14.) Могли ли бы Иудеи спрашивать Его перед всем народом:

Кто же Ты? – Долго ли Тебе держать нас в недоумении? Если Ты —

Христос, скажи нам прямо? (Ио. 8, 25; 10, 24.)

И, наконец, главное: мог ли бы спрашивать Его сам Иоанн, уже из темницы, услышав о делах Его:

Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого? (Мт. 11, 3.)

Могли бы и сам Иисус, зная, что Иоанн «соблазнился» о Нем, спрашивать иудеев, откуда «крещение Иоанново, с небес или от человеков?» (Мт. 11, 30.)

Нет, слишком ясно, что и здесь, как везде в Евангелии, противоречие в одной только, исторической плоскости неразрешимо, но в двух плоскостях, – в истории, в том, что было однажды, и в мистерии, в том, что было, есть и будет всегда, – может быть, разрешается.

Это и значит: длящегося во времени, свидетельства Иоаннова – «Иисус есть Христос», – вовсе не было; только в какой-то одной-единственной точке времени – миге-молнии, или в нескольких точках, сливающихся в одну, – оно, действительно, было.

К тайне Крещения потерянный ключ и есть этот молнийный миг. Где же он?

XXVII

Следуя порядку времен в IV Евангелии (не верить ему в этом нет оснований), Господь, в первый год служения Своего, был в Иерусалиме на празднике Пасхи (2, 13), в низане – апреле, уже после, кажется, двух-или трехмесячного пребывания в Галилее: значит, крестился в начале января 29-го или 30-го года, что согласно и с церковным преданием, и тем еще вероятнее, что котловина нижнего Иордана, близ Мертвого моря, где находится Вифавара-Вифания, самый глубокий провал (350 м ниже уровня моря) и одно из самых знойных мест земного шара, почти необитаема в летние месяцы; следовательно, множество, со всех концов Палестины, паломников не могло бы стекаться сюда к Иоанну в эту пору года; зимние же месяцы здесь райские.